Франсуа и Мальвази. III том - Анри Коломон

По-видимому на обед в залу по лестнице спустился Чичисбей, приятно поздоровавшись с сеньорой Мальвази и раскланявшись с детьми нарочито игриво. Все бы было хорошо, и он бы ушел к себе, если бы спиной не почувствовал, что ему что-то не так, и верно – он заметил Амендралехо и очень недовольно отнесся к тому, что он и сеньора Мальвази находятся одни среди одних только детей. С вынужденной улыбкой он так же раскланялся и с Амендралехо… Он решил остаться, исправив непорядок с непринужденностью всякого надсмотрщика или чичисбея.

Спокойное времяпровождение прошло, уступив место беспокойному, когда невозможно стало даже переглянуться с Мальвази украдкой. Детто разлупил его шеренгу шашек, так что ему пришлось помогать их собирать.

Чичисбей неожиданно встал и ушел. Мальвази не обращала на его взгляды никакого внимания, оставляя вот уже полдня безуспешными все его попытки поймать ее. Между ними, так свободно чувствовавшими себя ранним утром, встала фигура дона Чичисбея.

Вдруг Детто резко отскочил от игрального столика, качнув его и заставив Амендралехо вздрогнуть. Он подбегал к группе ребят, находившихся перед сидевшей в кресле сеньорой Мальвази, и, оттесняя мальчика постарше, настырно говорил, хватаясь за руку Розаны:

– Не разговаривай с моей Розаной!

Амендралехо недоуменным, ошарашенным взглядом поглядел на это, встретившись наконец-то со взглядом Мальвази, которая так же посмотрела. И тут, как на грех, вошел опять Чичисбей со своим лютнистом и заметил перегляд.

Не любил Амендралехо такие неловкие ситуации и единственное, что мог против этого, это всем своим видом чинно показав недовольство отвести взгляд. К тому же его было куда отвести: из кухни вышла выведенная из себя Фаншетта с тряпкой, направившись к Детто, которого сеньора Мальвази успела спросить:

– Почему твоя?

– Я вот тебе дам – моя. Я тебе покажу – моя, дрянной мальчишка! – приближалась бабка, угрожающе размахивая тряпкой, и потому Детто без объяснений поспешил прошмыгнуть между Чичисбеем и появившимся лютнистом в открытые двери на дорожку. Вслед за тем, увидев, что бабка Фаншетта раскланивается с чичисбеем, стараясь незаметно и делая это по-своему, на цыпочках оббегал опасное место и снова подсел к Амендралехо.

– Сзади, – шепнул тот ему, и Детто, увидев, что за ним идут и опять с тряпкой, подпрыгнул со стула и тем же манером забежал Амендралехо за спину.

Не собираясь здесь за ним гоняться, Фаншетта ушла, и можно бы было об этом забыть и продолжить бой, если бы из кухни не послышались звуки чухвостенья тряпкой и приглушенный писк того, кто там оставался. Амендралехо усмехнулся, но заметил, что никто из детей не отреагировал так же, потому что наоборот восприняли это близко к сердцу, то есть, понимающе и сочувственно. Амендралехо усмехнулся второй раз.

Они с Детто стали расставлять ряды шашек, внимание его конечно же еще оставалось у того стола, и потому он слышал, что там творилось. Кажется, Розана спросила у дона Чичисбея, знает ли тот сказки? Тот, конечно, знал, приговаривая о своём что по роду службы о сколько их ему пришлось выслушать в ту свою деятельность!

– А знаете вы сказку про птицу-правду? – наставили его от прозаики на конкретный лад.

– Про какую такую птицу-правду? – почти как испугался сей почтенный дон, что заставило Амендралехо еще раз улыбнуться.

– Ну, которая говорила правду обо всем, о плохом короле…

– Как о плохом короле? Разве короли могут быть плохие? Нельзя так говорить! Ты в городе была, разве не знаешь, что делали те дяди, что говорят про короля плохое?

– Ой! Там так стреляли! – оживилась Розана. – Там огромные кучи наложили, и за ними прятались. А бродяги с гор пришли, тоже стали кучи себе накладывать.

– Ну насчет бродяг с гор почтенный дон кое-что знал и постарался перевести разговор. Конечно, нужно было занять детские головушки другим, и он предложил послушать музыку лютниста.

Окончательно понял, куда он попал, Амендралехо только, когда стали разносить кушанья. То были каши, сладкие чаи и булочки с повидлом. Он осведомился у бабки Фаншетты: есть ли что посерьезнее? Ничего другого не было. То был какой-то детский день, на которых он, как мальчишка, попался за игрой в выбивашки. Слава богу, он еще додумался отказаться от такой еды сразу, не то бы ему поставили.

Нужно было идти искать, где бы чего можно было перекусить? Проходя мимо стола, у которого сидели Мальвази и Марселина, не глядя на госпожу /хотя она на него взглянула/ глазами указал Марселине на тарелки и сморщился. Затем сразу же кивнул идти за ним, куда-то, куда пошел он. Сразу она не могла этого сделать, заметив, что находиться под взглядом Мальвази, или по крайней мере, в поле ее внимания. Она решила, что сначала поест, а потом, несмотря ни на что, отправится. Амендралехо, выйдя на воздух теплый, и даже как будто жаркий, как летом, пошел во флигель пугать служанок предстоящими кашками и булочками. Они его сначала не понимали, и так, может быть, и не поняли, но с радостью согласились с его предложением отведать свежезажаренных карпиков. Им было сказано принести с собой жаровню и дровишек к пруду. Сам Амендралехо пошел туда посмотреть на месте, как выловить карпов из пруда. Место это находилось у задней стороны здания почти напротив угла, того, от которого ближе всего можно было дойти до берега моря по террасочной дорожке. Море голубым разливом лежало дальше внизу, и не столько за зеленью, сколько за краем гребня небольшого поднятия в общей форме эдакой плиты, на которой возвышался изящный коричневатый корпус виллы. Угадывалась эта плита главным образом в том самом месте, где находился пруд. Все остальные края были либо плавным схождением сровнены, либо густо заросли зеленью и были окультурены. Пруд как раз также представлял из себя искусственное творенье, и это можно было сразу заметить, так как располагался он не под краем кручи, а именно упирался в него, из чего следовало ожидать: вся вода должна бы была по идее стечь вниз, но цементированное дно и края не давали.

Амендралехо глянул вглубь: и низ, и края выглядели естественно, а на самом дне среди крупных листочных водорослей виделись крупные рыбины. Место здесь, конечно, было самое наиприятнейшее, сюда же выходили окна покоев сеньоры Мальвази.

Скоро сюда должны были придти служанки. Амендралехо нужно было подготовиться к отлову рыб, и он пошел за огнестрельным оружием, не менее. Где-то в библиотеке он видел старинную аркебузу тысяча триста восемьдесят шестого или шестьдесят восьмого года, как подписано было с деревянным шомполом явно не с того времени. Кроме того, он взял из своего оружия буквально все, что причиталось для ловли рыб. Он пришел к пруду, и его испугались, что выразилось главным образом в том, что разговоры у жаровни поутихли, и с ними всякие радостные эмоции. Вместе с этим возрос интерес ко всем его действиям, связанным с аркебузой, пистолетом и копьем. Его весело спросили, что он собирается делать, на что он ответил: разжигать /это жаровню/ и зажимать уши.

Две или три девицы сразу же и последовали его совету и зажали уши, но как оказалось, рано. Амендралехо решил сначала попытаться ловить копьем. Хоть и длинно оно было, а все равно до самых дальних мест не доставало, там где естественно все рыбины и скопились жирной темной массой. Только зря намутил воду.

Тогда он стал заряжать аркебузу слабой толикой пороха и пулей. Присмотревшись, Амендралехо выбрал первого карпика, который держался в стороне от других. Спинные и жаберные плавники его мерно шевелились в воде. Осторожно прицелившись, он вспомнил, что в орудиях их предков устройство пальбы было таково, что сначала нужно было дать огня, ну а потом уж приходилось целиться. Вспомнив это, Амендралехо обернулся за прутиком с огоньком, чем расстроил весь нацел. Когда же фитиль возгорелся, нацелиться вновь уже не пришлось, так как разгорелся он словно шутиха, как будто был чем пропитан? Среди искр, сыпавшихся даже на лицо и с опасностью для глаз, можно было приглядеться только к стае и навести на нее дуло аркебузы, сразу же после этого выстрелившей оглушительно громко. Повалил едкий густой дым, из-за которого не было ничего видно, и пришлось отвернуться с закрытыми глазами. На водной поверхности плеск чувствительно обрызгал охотника на рыб.

Амендралехо лишь минуту спустя смог заметить покачивающуюся от водяной ряби добычу, продырявленную насквозь, но не успел он ее зацепить на наконечник копья, как со всех ног прибежал на звук выстрела Детто и любопытной мордочкой уставился смотреть.

– А ты порохом бабахни, они все повсплывают готовенькие! Все ему не были нужны, а только пять-шесть, и поэтому малыш под рукой показался ему нежелательным.

– Слушай, Детто, иди-ка ты отсюда, а то я чувствую, набабахаююсь тут с тобой, что весь пруд распружу или сам взорвусь.